Голубовская: ВОЗ борьбу с COVID провалила. С обезьяньей оспой сценарий может быть еще хуже

Многим показалось, что с началом войны COVID исчез. Так ли это и насколько страшна нам оспа обезьян, я расспросил доктора медицинских наук, заведующую кафедры инфекционных болезней медуниверситета им. Богомольця Ольгу Голубовскую. В рамках авторского проекта "Орестократия" вы также узнаете, насколько огромна вина ВОЗ в разрастании пандемии коронавируса и насколько были уменьшены цифры смертности.

Сильные мира сего концентрируют свои усилия на проблемы, где очень много денег

– Очень простой вопрос: куда делся COVID? Такое впечатление, что он исчез с началом войны…

– Он есть, никуда он не делся. Просто количество пациентов сейчас гораздо меньше, и мы с вами знаем, что появились новые варианты ковида. Как и прогнозировали эксперты, в конечном итоге новые модификации приведут к тому, что человеческая популяция адаптируется к этому возбудителю и появятся варианты вируса.

Последняя омикроновская волна, вы помните, оказалась достаточно серьезной, очень сильно были перегружены стационары. Но в целом мы уже имеем арсенал лекарственных средств, которые достаточно эффективны, и уже гораздо увереннее себя чувствуем в лечении пациентов. Помимо этого, последняя волна в целом была все-таки несравненно мягче по летальности, чем все предыдущие.

Неприятно, что этот омикрон имеет много всевозможных субвариантов. Один из них даже назвали stealth, по аналогии с самолетом-невидимкой, потому что он не выявляется различными диагностическими системами. Трудно бывает диагноз поставить, вирус избегает влияния антител, приобретенных либо естественным путем после болезни, либо искусственным после вакцинации. Но это уже, повторяю, нюансы, сейчас гораздо легче с вирусом.

– Раньше все страны закрывались, вводили жесткий контроль, на каждом шагу проверяли тесты и сертификаты вакцинации, и вдруг все обрушилось. Я так понимаю, что отношение к коронавирусу изменилось – теперь его позиционируют как какой-то сезонный грипп?

– В этой всей истории с пандемией – 80% политики и только 20% сути вопроса, которой занимались специалисты. Я больше 30 лет в своей специальности и впервые сталкиваюсь с такой заполитизированностью проблемы, таким сопротивлением даже на оказание должной медицинской помощи, лечения конкретно пациентов.

– Объясните, о чем речь? Где политика в ковиде?

– Я как врач-клиницист расскажу со своей точки зрения. Например, вы знаете, что в 2010 году наши специалисты из экспертного центра прошли курсы в ЕС по стандартизации медицинской помощи и написанию протоколов для Украины. В итоге все наши протоколы соответствуют международным, и здесь вопросов не было. Но вот появилась новая болезнь. Процедура получения любых доказательств по эффективности лечения очень длительная, она не может быть менее одного года. А больные, причем в большом количестве, поступают уже сейчас. Поэтому врачи клиник ощущают эффект от лечения гораздо раньше, чем эти официальные доказательства могут быть получены. Но во всем мире было сопротивление международных институций изменению принятых длительных процедур по доказательной базе. О чем я говорю: в рекомендациях ВОЗ, например, отсутствовали многие жизнеспасающие препараты (которые на сегодняшний день все признаны), но все они вначале пандемии были включены в наш протокол лечения – только благодаря воли министра Степанова. Я это точно знаю. Потому что было сопротивление внутри системы, чтобы не потревожить вот эту, знаете, такую устоявшуюся догму… И мне очень жаль, потому что мы огромное количество людей потеряли – только за счет ошибочных, неправильных рекомендаций изначально. Например, гормоны, глюкокортикостероиды... Мы же все в клинике видели, что в интенсивной терапии уже надо давать гормоны, а они были запрещены международными институтами длительное время – 9 или 10 месяцев.

Что делали врачи на местах? Знаю, за рубежом многие врачи назначали гормоны, но не писали в лист назначения, чтобы спасти человеку жизнь, понимаете? Подставляя себя. Как вообще можно работать в таких условиях? Почему человек должен идти на такие нарушения?

– Почему ВОЗ оказалась такой инертной в этой ситуации? Процедура – превыше человеческой жизни?

– Они сделали публичное заявление: у них на первом этапе не было специалиста по коронавирусной инфекции. К сожалению, сильные мира сего концентрируют свои усилия вокруг таких проблем, где очень много денег. Это ВИЧ-инфекция, это туберкулез, это вирусный гепатит. Все остальное их интересует меньше. А если нет специалиста, то, конечно же, будут и ошибочные рекомендации – это первое.

Второе – ВОЗ боялась потревожить устоявшуюся систему (сначала доказательства, а мнение экспертов ничего не значит). Но, кстати сказать, весь мир успешно вышел из этой ситуации. Мы обменивались протоколами с разными странами, потому везде есть локальные протоколы. Специалисты одной клиники подготовили такой протокол, специалисты другой – написали иной. Это только при Супрун Украина отказалась от стандартизации медицинской помощи в пользу международных протоколов. Когда мир столкнулся с отсутствием международных протоколов, пока нет еще, извините, доказательств, пока они только собираются, тогда надо довольствоваться мнением ненавистных им экспертов. По-другому никак.

Еще пример с ВОЗ: всем известно, что лечить инфекционное заболевание препаратами, направленными на уничтожение того или иного возбудителя, надо с момента постановки диагноза, а не тогда, когда человек попадает в реанимацию, – тогда эффект уже гораздо ниже. Но только в апреле ремдесивир был внесен в протокол как жизнеспасающий препарат в первые семь дней болезни.

Мне не надо было, например, дожидаться никаких доказательств. Когда появился этот препарат, я его назначала всем людям, особенно из группы риска. Я не ждала снижения сатурации.

Ремдесивир – очень эффективный только в первые дни болезни. Вы представляете, по тем клиническим исследованиям, которые сейчас получены, трехдневный курс в первые 5-7 дней от дебюта клинических симптомов на 87% предотвращает госпитализацию. Но сначала надо было преодолевать сопротивление, в том числе и врачей. Меня, например, учили никогда не комментировать то, в чем я не являюсь специалистом. Тогда как у нас сейчас все имеют право на какое-то своем мнение, включая депутатов, которые к медицине не имеют вообще никакого отношения. И когда депутаты поднимали вопрос лечения, то вот вам и ответ на ваше "при чем здесь политика?".

– Что вы имеете ввиду?

– Депутаты из партии "Голос" в СМИ поднимали вопрос, что наш протокол очень плохой, что там содержатся препараты с недоказанным действием, – ремдесивир, тоцилизумаб. По второму, я так думаю, они нажаловались даже в региональное бюро ВОЗ, и директор регионального европейского бюро ВОЗ Ганс Клюге, к сожалению, сделал заявление, что он обеспокоен тем, что Украина закупает препараты с недоказанным действием. Тоцилизумаб точно использовался во всех европейских клиниках, мы ведь разговаривали с итальянскими профессорами, с испанскими. Вот у меня до сих пор смс от них сохранились, как они писали, что это чуть ли не чудодейственный препарат, только надо уметь им действительно пользоваться. Это было 1,5 года назад, а в июле прошлого года ВОЗ включила этот препарат в свой протокол с пометкой "сильная рекомендация". "Сильная" – то есть оказывает буквально жизнеспасающее действие.

Как было работать в таких условиях? Пока Максим Степанов был министром, мы, слава Богу, сумели многое все-таки сделать, но сопротивление врачей на местах было колоссальным: "Не будем назначать, потому что ваши протоколы противоречат рекомендациям ВОЗ". Под моим постом в Facebook женщина написала: "Я так мужа похоронила. Я умоляла врачей ввести этот ремдесивир, они отказывались из-за этих нездоровых дискуссий. А потом все-таки начали вводить, когда его состояние совсем ухудшилось, конечно, там эффект меньше". Ну, извините, когда у человека ангина, мы же с вами не ждем, когда разовьется паратонзилярный абсцесс. Мы же сразу начинаем пить препараты. Здесь то же самое

Вот поэтому я говорю: 80% чистой политики. И когда вам врач говорит, что я не буду это назначать, потому что протоколы ВОЗ это не рекомендуют, хотя рекомендует FDA (управление по продовольствию и медикаментам США), другие институты, надо разворачиваться и уходить от этого врача куда-нибудь подальше.

ВОЗ лечение провалила

– Вот вы говорите о врачах, а с ваших слов я понял, что даже ВОЗ сыграла негативную роль в борьбе с короной. Если бы ВОЗ занимала более прогрессивную позицию, острая фаза пандемии была бы короче?

– ВОЗ лечение провалила – это моя точка зрения, и я знаю, что она совпадает с точкой зрения многих специалистов.

– Мы можем говорить о "короне" в Украине в каких-то абсолютных цифрах? Я помню, на момент начала пандемии речь шла о 10-20 тыс. заболевших ежедневно. Сколько у нас сегодня больных на коронавирус?

– Вы понимаете, на этот вопрос ответить невозможно. Единственный показатель, который плюс-минус объективно оценивает ситуацию, – это госпитальная летальность от коронавируса. Кстати сказать, согласно мониторингу СНБО, у нас госпитальная летальность еще гораздо меньше, чем во многих европейских странах. Знаете почему? Потому что наш коечный фонд, который сейчас идет под снос, позволял госпитализировать большее количество больных для своевременного лечения, а не в критическом состоянии, как рекомендовали во всем мире. Знаете, в Италии, мне рассказывали, врачи рекомендуют больным с коронавирусной инфекцией сидеть дома, ждать, пока пациент не начнет задыхаться, когда почувствует нехватку воздуха... А что такое "почувствовать нехватку воздуха"? Это субъективный показатель. Если нет пульсоксиметра, то субъективное чувство нехватки воздуха и сопутствующие заболевание дыхательных путей порою можно услышать, когда сатурация на уровне 60. У нас были такие пациенты: я говорю, "почему же вы так поздно?" А мне отвечают: "а нам нормально было". Понимаете, они адаптируются к гипоксии этой.

– Вы можете назвать показатели госпитальной летальности: какими они были 1,5-2 года назад и сейчас?

– Ну сейчас, я думаю, госпитальная летальность от коронавирусной инфекции менее 1%. В самые тяжелые наши периоды она была и 12%, и 14% по разным стационарам. А в США иногда даже превышала 25%. Почему американские сенаторы и инициировали слушания в апреле 20-го года по поводу необычно высокой летальности в стационарах.

– Готовясь к интервью, я нашел интересные цифры. ВВС опубликовала, что статистика смертности как минимум в три раза выше, чем утверждали в ВОЗ. Причем в таких странах, как Египет, реальная статистика смертности в 11 раз выше официальной, в Индии – в 9 раз, в России – в 3,5 раза. Во сколько у нас были занижены показатели смертности?

– Дело в другом. Несколько лет назад, еще при Супрун, у нас уничтожили статистику по инфекционным болезням. По многим стационарам, например по частным, показатели вообще не учитывались. Поэтому очень много ускользает от официальной статистики. Касательно инфекций так было всегда. В советское время специально занижали показатели, потому что все должно быть "благополучно".

Хочу сказать, что по сравнению с сегодняшним днем тогда у нас было "благополучие". Туберкулеза эпидемии у нас, конечно, такой тогда не было. А сейчас совершенно никто ничего не контролирует.

– Как же в период пандемии формировалась украинская статистика?

– Собирали из государственных лечебных учреждений. А вот владельцы многих частных клиник жаловались, что их статистику не берут. Госмашину сломать легко, а возобновить, контролировать все это – гораздо сложнее.

Оспа обезьян меня беспокоит

– Что вы скажете об обезьяньей оспе? Повторится ли история с ковидом?

– Что меня беспокоит: в марте прошлого года на Женевской конференции принимала участие некоммерческая организация, финансируемая Биллом Гейтсом. В рамках этого форума были проведены совместные учения, где разбиралась условная ситуация с пандемией, вызванной оспой обезьян. Пандемия эта возникла в вымышленной стране Бремия, и дальше события за 18 месяцев развивались очень бурно. Сегодняшний этап (май-июнь) – это тихая спокойная волна, никто на нее не обратил внимания, около 1,5 тыс. заболевших, четверо погибших. В конце концов, финал гораздо хуже, чем у ковида – 3,5 млрд заболевших и 0,25 млрд погибших.

Почему меня это беспокоит? Потому что подобные учения проводились в июле 2019 года опять-таки на этой Женевской конференции: была ситуативная задача – возникла новая пандемия, вызванная коронавирусом из Китая, и в итоге оказалось, что ни одна страна не готова. Поэтому когда отслеживаются различные опасности и моделируются события (и моделируются на таком уровне), то это меня беспокоит. Поэтому сейчас нам надо готовиться. Но я хочу поблагодарить в очередной раз наше СНБО – они наши единомышленники, они нас слышат, понимают. Было уже несколько совещаний и по оспе обезьян, и по тем вызовам от других болезней военного времени, по которым наша ассоциация инфекционистов подготовила аналитическую справку совместно с экспертами ВОЗ и т.д. То есть контролируем и пытаемся готовиться, насколько это возможно.

Но я повторяю, поскольку системы противодействия у нас в мирное время были разрушены, то мы должны готовиться к тому, что любое возникшее инфекционное заболевание в нашей стране будет находиться в естественном эпидемическом процессе – в связи с отсутствием системы эффективного противодействия инфекциям. Поэтому какой у нас выход? Готовить госпитальные базы и вовремя и правильно лечить наших пациентов, чтобы спасать уже заболевших людей от смерти. Болеть инфекциями мы будем, главное – выживать после них.